Валентина
Сколько себя помню – всегда тянулась к прекрасному – в те дефицитные советские времена это были сказочные забугорные каталоги, которые привозил из заграничных командировок папа)) я их листала зачарованно, часами не двигаясь с места. Ну и рисовала, как говорится с пеленок. Мама до сих пор вспоминает, как я изрисовала свои пеленки-постельное бельишко, сидючи в детской кроватке теми фломастерами, что попали в мои цепкие ручонки. Мне было в ту каталожно-фломастерную пору годик. В полтора года был нарисован классический дом, у которого «труба и дым идет», а в два с небольшим - вполне себе идентифицируемый крокодил. Который до сих пор хранится у мамы)). Это присказка, а сказка впереди)) В общем, родители почувствовали, что меня «надо развивать». Куда пойти, шоб научили рисовать? Понимаете, как это звучит? Рисующего с пеленок ребенка надо научить рисовать. В 5 лет меня отвели в кружок по рисованию, т. к. для художественной школы я еще не доросла. Держа в своей руке стопку своих рисунков, которые были драгоценны для меня (их выбирала для показа сама), подошла к такой толстой (наверное, молодой, но вы сами понимаете, как такой возраст видится ребенку 5ти лет) тетке, которая гордо восседала за столом. Показываю. Смотрит небрежно – мол, типично детские кали-мали, вот пусть попробует вот этот натюрморт нарисовать. Натюрморт было рисовать неинтересно. Чашка, расписанная гжелью, кусок ткани, и что-то еще. Тетке натюрморт не понравился - чашка вышла кривой, рисунок на чашке не походил на гжель, и, вообще, по ее мнению, я рисовать не умела. Папа, обладающий даром общаться с людьми, уговорил ее взять меня на курсы. Ходила я туда неохотно, почти всегда преодолевая внутреннее сопротивление. Но я была хорошей девочкой, к тому же мне надо было научиться рисовать – моя самооценка здорово упала после этого натюрморта. Через год я доросла до художественной школы. Училась я там 5 лет. Пришла с твердым намерением научиться рисовать, рисовала прилежно, особенно запомнилось, что настоящий художник рисует везде и всегда – ежедневные наброски стали моим кредо. Что не могло не сказаться на результате – школу я закончила на все пятерки – единственная отличница в этом выпуске. И вообще, способная девочка. Я намеревалась поступать в художественное училище, но выигранная в школьном конкурсе поездка в США на год привнесла свои коррективы. Я уехала учиться на год в Америку и с того момента я не рисовала. Шестнадцать лет. Как-то, помнится год или два спустя после окончания худ. школы я попробовала снова рисовать. Поставила красивый натюрморт, приготовила краски, бумагу… Надо ли говорить, что я не смогла нарисовать ничего? То, что вышло, было рисунком пятилетнего ребенка, который никогда не рисовал натюрморты, да и вообще никогда не рисовал. Я сразу разорвала рисунок и выбросила его, чтобы никто не видел моего позора. Я убедилась, что не тренируясь, я растеряла все свои навыки рисования. В беременность мне очень хотелось рисовать. Но я так и не смогла преодолеть тот давнишний неудачный опыт. Как ни странно, снова рисовать я стала после гимнастики)). В апреле (10 мес гимнастики) я неожиданно захотела нарисовать что-то на шелке. Я никогда не рисовала на шелке. Как эта идея пришла мне в голову – непонятно вообще. Но я купила все необходимые материалы для росписи по шелку и стала творить. Результатом творчества стал шелковый палантин. Кроме как на гимнастику, думать было не на что.)) Потом неожиданно меня попросили расписать деревянный столик. Опять азарт, бессоннные ночи, после которых был прилив сил. И я могла рисовать! Поначалу это меня несказанно удивляло. Теперь же, оборачиваясь назад, я вижу, что на самом деле мое творчество в художественной школе было совсем не моим. И не творчеством. Все, что я рисовала – было видение моих преподавателей, которые учили меня рисовать как они. Как принято. Моего в рисунках не было совсем. Этот правдоподобно изображенный натюрморт не нес ничего, что я хотела бы выразить. Эти веник, горшок и ткань были всего лишь копией. Неудивительно, что я перестала рисовать. Это откровение случилось со мной, когда я заехала в свой любимый магазинчик, в котором продается просто все для творчества. В этот раз у них была выставка детских рисунков, и я, увидев их, очень четко вспомнила себя в художественной школе. Рисунки, фамилия и имя автора, его возраст (к слову, там были рисунки детей где-то от 5 до 11 лет) и, конечно, же ФИО преподавателя. Рисунки разных детей, занимающихся у одного преподавателя, объединяло нечто общее, единый стиль. Отнюдь не стиль детей, а стиль преподавателя. Из всего многообразия рисунков меня зацепили всего два рисунка. На одном был изображен замок акварельными красками, на другом – букет черным фломастером. Они не были выверены, замок был кривоватым, а букет совсем не правдоподобным. Но в них чувствовалась самобытность, искренность. Я вернулась домой, под впечатлением от случившегося инсайта. В худож. школе меня «разучили» рисовать свое; я впервые осознала, насколько же были похожи мои рисунки времен худ. школы на рисунки детей на той выставке. Безликие, правдоподобно переданные натюрморты, композиции… Чем правдоподобнее, тем лучше считался рисунок. Мне стало грустно от того, что детскую непосредственность оболванивают, приводят к единому знаменателю, который знает, как правильно рисовать, выявлять пропорции, выстраивать перспективу. Главное – похожесть, правдоподобность. Как же я далеко ушла от искреннего ребенка, который рисуя, выражал себя. Насколько же глубоко было запрятано мое детское восприятие Сейчас же я не боюсь ошибиться, более того, я рисую и наслаждаюсь процессом. Для меня было открытием, что просто рисование, без нацеленности на результат, нечто удивительное, практически оргазмическое. Рисуя, творишь, самовыражаешься. Без конечной цели. Сам процесс высвобождает нечто, заложенное в тебе. Будет ли результат красив, который понравится большинству или будет чем-то непонятным, «некрасивым» - неважно. Вспоминается Моэм, монолог об искусстве. Why should you think that beauty which is the most precious thing in the world lies like a stone on the beach for a careless passer-by to pick up idly? Beauty is something wonderful and strange that the artist fashions out of the chaos of the world in the torment of his soul. Когда я открыла для себя неожиданную сторону творчества, можно сказать, открыла для себя творчество заново, меня вдруг осенило, за что я любила ( и, возможно, люблю) свою работу. Я переводчик, и переводы для меня были все той же возможностью самовыражаться. Творить. Гимнастика и творчество не разделимы в моем понимании. Ибо гимнастика – это суть самовыражение. Самовыражение себя через движения тела. Ум замолкает, все растворяется в настоящем моменте, где есть ты и твои движения. Полное расслабление. Ощущение, что расслабленное тело течет. Ты проживаешь это мгновение и благодаришь Бога за все. Ибо творчество – это не мы. Это в нас говорит Бог.
