вспомнила старую статью
ИНКа «Христос и дикие люди»
Еще в самом начале моего обучения мой учитель удивил меня высказыванием о том, что в европейской культуре было только два философа. Это Иисус Христос и Гегель. Больше философов не было. Меня эта мысль тогда поразила. И я стал размышлять. Так он спровоцировал меня на размышления.
Чтение Евангелия, которое я очень люблю, вот уж действительно: любите книгу — источник знания, а также различной литературы вокруг Иисуса, в которой это событие рассматривается с различных точек зрения, склонило меня к согласию с мыслью моего учителя. Революция, которую совершил Иисус, породила совершенно новый тип человека. Ведь действительно, независимо от того, подходите вы к этому вопросу с точки зрения религии или с точки зрения познания, все они были эмоционально дикие люди. Потому что они не могли, им нечем было управляться со своими примитивными эмоциями. Вожделение, голод, гнев, радость. Любая эмоция немедленно требовала своей реализации. И единственным регулятором поведения был страх наказания. Единственным.
Из стремления задобрить стихию, человек заигрывал с силами природы, их обожествляя. Умные, мудрые, хитрые греки просто заключали со своими богами сделки. Подсовывали им женщин, мужчин, кому чего надо было. Поили их вином. Кроме того, они сделали такое допущение, что они люди, а все остальные нелюди, скот, рабы. За счет такой ситуации они обеспечили себе досуг, возможность барствовать и быть культурными. Но, по существу, они тоже были дикими людьми. Тот же эллинин — поклонник прекрасного, шел по улице, видел женщину, — «хочу», — хватал, тащил в подворотню и насиловал. Он не мог ничего с собой сделать. Он не понимал отношений. Они были дикие люди. У них не было отношений.
До Иисуса Христа, а на востоке до Будды у человека не было отношений с другими людьми и, как следствие, не было отношений с самим собой. Не было такой вещи как отношения. Это были дикие люди.
И вот пришел Иисус. Пришел Иисус и сказал: «Я — сын божий», Я не раб божий, я не слуга божий, я не воин бога, я не посланник бога, я — сын. Сын и отец — это отношения. Зачаток отношений. И пришел Иисус и стал говорить о том, что Бог обращен к каждому персонально. И у каждого персонально должны быть отношения с Богом превыше отношений крови. Кровные отношения — это не отношения в строгом смысле слова, это зачаток отношений. И чтобы люди услышали и поняли, что отношения духовные, любовные превыше кровных, отец позволил распять своего сына. В этом, превзойдя кровь, «смертию смерть поправ». Если говорить об этой истории на языке простых людей, без теологических мудрствований. То же самое сделал Гоголь со своим персонажем Тарасом Бульбой, использовав такого рода ситуацию.
Что же это за отношения, которые принес Иисус? Что это за заповеди, о том, как люди должны относится друг к другу и к себе самому. Заповедь первая — это Любовь. Ибо Господь возлюбил каждого как свое дитя, то есть, безусловно. И равно грешных и святых. Мы привыкли к этим словам, мы забываем, что за этими словами психологическая революция, которую каждый должен осуществить сам. Это не революция толпы, орды. Это революция каждого человека персонально со времени явления Иисуса Христа и по наши дни. Многие ли из нас возлюбили? А это самая явная заповедь. Равно: как грешников, так и святых. И себя самого: и грешного и святого. Многие ли возлюбили, многим ли удалось это за две тысячи лет?
Более популярна в те времена была героическая часть завета Христа, которая позволяла человеку, возвысится над толпою и почувствовать свою значимость. Это была смерть за веру. Позже Магомет возвел это в главный духовный подвиг, выбрав его из всей божьей любви. И до сих пор существующий в мусульманстве культ смерти за веру пугает рациональных христиан, особенно протестантов, своей полной иррациональностью. Невозможно было бы утвердить эти новые отношения, не положив в основание жертву. «И жертву такую», — как замечательно в «Камо грядеши» описано, когда на кресте, поджариваясь, Павел говорит римлянину: «Я тебя прощаю, прощай». И у того начинает крениться мир. Потому что у него это никак не объяснимо, никаким рациональным его умом не рационализируется. «Я его довел до смерти, и он в муках умирает, и он улыбается и говорит: «Я тебя прощаю. Я тебя люблю». Это было время энтузиазма. Это было время нового Слова. Люди становились людьми. Они созрели для этого. Появился человек как таковой, как субъект. До Христа и до его вести, до его слова, до его учения не было персонального человека, как субъекта для самого себя, «Я как Я» не было. Было «Я как Мы», «Я как Он», но не «Я как Я». Эта часть структуры самосознания у подавлявшего большинства просто отсутствовала. Напоминаю: мы сейчас говорим о Великом Среднем, а не об отдельных происшествиях.
И только потом на первый план вылезли муки, приобретенные вместе с самосознанием, муки быть самим собою, муки быть субъектом. Как следствие возникновения этих мук, церковь начала превращаться в социальную организацию, и верующие начали выстраиваться в стройные отряды. А все потому, что «Мы» привычно до сих пор, а «Я» до сих пор не привычно. Ну что такое две тысячи лет по сравнению с тьмой времен, когда никакого «Я» просто не было, кроме «я — тело». Вместо «Я» было «Мое». «Мое» это и было «Я». Не многое с тех пор изменилось.
И ужас, который сотворили большевизм и фашизм, состоял в том же — опять все превратились в «Мы». И опять были единственные: лучший поэт, лучший композитор, лучший полководец, лучший... Один. Один, один, один. Понимаете. И за всем этим грозный судья — отец всех народов и лучший друг советских физкультурников. И люди начали дичать. Они получили разрешение быть дикими. Что в фашистской Германии, что в советской России. Они получили разрешение от власти, от государства быть дикими. А кто не был диким, кто был христианином в истинном смысле этого слова, то есть человеком отношений, того в тюрьму.
И снова пришла смута, и снова дикие люди вылезли на первый план. Это уже наше время. Потому что и наше время это революция толпы. И снова дикие люди, и снова они пытаются вещами заменить то, чего нельзя заменить. Фон — то прежний — дикие. Отношений нет. Вы посмотрите современное искусство, которое хотя бы немножко размышляет. О чем оно? О том, что люди не знают, как друг с другом разговаривать, как друг с другом жить. Что, вообще, делать с другим человеком и с самим собой? Нечего делать. Пустота.
И. Григорьев написал замечательную пьесу «Богему пучит». О чем? При всем том, что она смешная как бы и абсурдистская. О том, что два человека, социально успешных, люди искусства, точнее говоря, богемы, не знают, как друг с другом разговаривать. Разговаривают как примитивные существа, выдавливают из себя слова. В чувствах друг другу объясниться не могут, только вот хватать — мое, быстро в постель трам-тра-ра-рам..., а потом опять муки, что же дальше делать? Пока не возникло вожделение? Что делать пока оно не возникло? Не известно. Маемся, маемся, пьем, едим, пьем, возбуждаемся. Возбудились! Быстро в постель, кончили. Опять маемся, опять ждем следующего приступа. Но без этого не можем существовать. Потому что не знаем, а что еще, разве что-то еще есть между людьми..., какие-то другие притяжения — отталкивания?
— Почему если гневаюсь — так всё, посуду об пол, об стол, ножик под бок. И орать потом: «Ну что же я наделал!» А что я? Вот, разозлили.
— Кого?
— Разозлили. Нож под руку попался...
Помните фильм «Маленькая Вера»? Нож под руку попался, ткнул. «Да не хотел я его убивать. Так просто, разозлился. Нож под руку попался, я ткнул». Страшный фильм «Маленькая Вера». Какой там секс? Кто сказал, что там секс? Там вожделение. А потом не знают, что делать. Там убивают не потому, что хотят убить. А просто нож под руку попался... И его замяли, его заговорили, на него понавешали всяких ярлыков, только чтоб не думать. Потому что на самом деле это один из лучших фильмов про советских людей. Это гениальный фильм про советских людей. Гениальный, потому что безобразный. Это даже не искусство. Это документ. Документальное кино на таком уровне правды, к которому не был готов никто. Поэтому его замяли, обозвали эротическим. А он просто страшный, ужасный, он вызывает в подсознании ужас, потому что это голая правда. Просто голая, не обнаженная даже, а голая. Что с ней делать? Какие отношения с голой правдой? Никаких. Страшно это, жуть это.
Две тысячи лет тому назад пришел Иисус и сказал. И не просто сказал, он еще и ситуации всякие создавал, чтобы понятней было, и чудеса демонстрировал и лечил. Помните притчу об изгнании бесов? Он бесов изгнал, они в свиней поселились, а свиньи в море все попрыгали. Если бы было так просто... Изгнать дикость, примитивизм, великого Хама, который властвует миром очень давно. Старый и мудрый великий Хам. Еще с библейских времен, помните Хама... Две тысячи лет и очень слабый результат. Очень трудно быть христианином. Очень трудно иметь отношения с Богом, с собой. Отношения — это труд. Это усилие. Это затраты внимания, памяти, знания, эмоций, чувств. Это умение взять. Не всучивать другому себя со своими проблемами, а взять, то, что тебе предлагают. Одно дело взять вещь — не было, а теперь есть. А другое дело взять, когда человек предлагает такое, что он сам назвать толком не может, что-то хрупкое, что-то изнутри себя. Это же мучает.
Поэтому диких и бесноватых по-прежнему много, а христиан по-прежнему мало. Собственно говоря, как и мусульман, как и буддистов. Мало их. Организации есть. Пионерская организация имени Иисуса Христа. Скауты имени товарища Магомета. Умрем во имя веры, все вместе. Колледж имени Будды, где можно сидеть и мозгопудрствовать, кстати, очень изящно. Хотя бы изящно — тоже хорошо. А буддистов, христиан, мусульман мало. Потому что это все люди отношений. Это люди фона. Понимаете, люди, которые чувствуют, что фон важнее фигуры. Фигура появляется из фона и в фоне же исчезает, ибо из грязи мы вышли и в грязь вернемся. Или как виртуальные частицы, из которых, как говорят современные физики, вся материя состоит. Они то появляются, то исчезают, то появляются, то исчезают. А в результате мы вот такие, не исчезаем как бы.
Культура — это то, что производит людей. Культура — это структурирование внутренней реальности. Можно, конечно, как Штирлиц седьмого ноября в тылу врага испечь картошку, испачкаться в саже, взять вилку наконец-то в правую руку. Но это же сентимент, все остальное время он делает все, что положено. Когда появился фильм «Семнадцать мгновений весны» — это тоже была революция. О чем? Слушайте, эсэсовцы, какие интеллигентные люди. Как они хорошо воспитаны все, как они все умеют держать вилку и ложку. И как бедный Тихонов, сколько он трудился над этим, чтобы от них не отличаться. Даже папаша Мюллер, который как бы мясник должен был бы быть, тоже гад умеет держать вилку в левой руке. Это было ужасно. Люди потом смотрели десять раз, не уставали. Это как мексиканское кино, про красивую жизнь нацистской Германии, верхушки. Ну, красиво там все: паспорта, явки, интриги, все элегантно, а какие мундиры. Какой дизайн! Парфеновой и не снилось, хотя и ее любимый цвет черный. Ну, раз эти сволочи умеют вилку держать, я не буду ее уметь держать. Нет. Как говорил умный еврейский отец своему умному еврейскому сыну: «Чтобы их победить, ты должен получать по две пятерки на каждую их тройку». И это правильно.
Когда-то Ницше говорил, что человек — это мыслящий тростник, а кто-то еще говорил, что культура — это тоненькая пленка на животном. Они были правы по-своему. Потому что по времени Иисус пришел вчера, а Хам много лет тому назад.
Одно и то же действие может иметь совершенно одинаковый внешний вид и совершенно различное внутреннее содержание. Это отправной принцип всех духовных практик без исключения. Тайна всех духовных практик в том, что одно и тоже действие внешнее может иметь совершенно различное внутреннее содержание. Это не только в нашей традиции, так говорится, делается, везде. Когда приходит совершенно пьяный ученик и говорит мне: «Я пережигал», он говорит правду, потому что ему так кажется. Когда он приходит совершенно трезвый, но абсолютно пьяный внутри и говорит: «Я не пил, я пережигал. Что вы, Игорь Николаевич?» Он тоже говорит правду. Потому что ему так кажется. Но на самом деле он пережигал во втором случае и пьянствовал в первом. Есть и другие фазы между этим и тем, масса переходных состояний.
Нелегко бывает обнаружить отсутствие отношений. Но зато очень легко почувствовать их присутствие. Любой человек, самый дикий, отзывается на отношения, он чувствует их, не знает, не может сказать, но отзывается. Поверьте мне, я с различными людьми встречался. И, казалось бы, очень дикие люди совершенно замечательно общаются. Я общался с министрами и с подонками, с бомжами и с бандитами, всякое случалось в жизни. И все люди — люди, как известно. И все они живут в новой эре, в эре после явления Христа, после его слова. И они, как и все, «духовной жаждою томим», помните? Они все томимы духовной жаждою. А что это за духовная жажда?
Это не концепции по поводу устройства космоса и спасения мирозданья. И не учителя с Ориона, и даже не Шамбала. Духовная жажда — это жажда отношений, чтобы ко мне как-нибудь относились. И я мог бы в ответ как-то относится. И тогда я к себе могу как-то, относится. И тогда как-то жить вообще начинаю. В постхристианском мире. Как сказал бы концептуалист.
И, собственно говоря, больше ничего и нет. Либо есть отношения, либо нет отношений. Все остальное прилагательное, а не существительное. Дверь — прилагательное. Почему? Потому что прилагается. Понимаете? Так вот существительное — это наличие или отсутствие отношений. И что такое духовный человек, который, скажем, прошел путь до какой-то такой степени и стал опознаваем? Независимо от того, что он сам об этом говорит. Это человек, который мучается, у которого все болит в душе, от того, что нет отношений в мире, в котором он пребывает. А, собственно говоря, что еще делать? Если ты, конечно, не принес какую-нибудь совершенно новую весть. Пока вроде не слышно. Правда, прошло не полных две тысячи лет, и появился такой зануда Гегель.
Почему же Гегель как бы продолжатель дела Христа? Кто читал, тот читал. Кто не читал, тому придется довериться моему подходу и пониманию. На мой взгляд, Гегель на рациональном уровне эпохи постпросвещения сделал то же самое что и Иисус в свое время. Он сказал: «Я — сын мирового Духа». За всем его косноязычием стоит простая мысль, — Я — сын мирового Духа. И в его учении мировой Дух окончательно себя сформировал, явил, объективизировал. Если коротко изложить Гегеля, то это все, что он сказал. Все остальное — это уже интеллектуальные отношения с мировым Духом.
При таком подходе к проблеме, получается три как бы революции. Антики сказали, что есть телесные отношения с реальностью. Отношения. А не просто я — жертва природных стихий. Между телом конкретного человека и телом Бога есть много общего. Иисус сказал про душевные, то есть духовно-психологические отношения. А Гегель сказал, что интеллект в его высшей форме, как сын Мирового Духа, — это отношения интеллектуальные между человеком и Мировым Духом. Между персональным интеллектом и интеллектом космическим. И если взять любое произведение Гегеля, а его можно читать, что в нем прекрасно, с любой страницы, то, прочитав полстраницы, вы входите в мир интеллектуальных отношений человека с Богом, с Реальностью, с Духом. Интеллектуальный субъект появляется. И тогда у вас есть шанс почувствовать, что интеллект субъектный, наш интеллект, понимаете, не заумный и не примитивный, а интеллект как таковой — это тоже отношения — интеллектуальные.
Под таким углом мы можем увидеть всю историю, произошедшую за последние пятнадцать тысяч лет, как историю возникновения и развития субъекта, то есть системы отношений между персональным человеком и реальностью в ее различных проявлениях. А значит, и развития межчеловеческих отношений, и отношений субъекта к самому себе. Это история развития субъекта как такового, то есть рождения идеального человека, не в смысле идеала для подражания, а в смысле нематериальной, идеальной части человека, той которая, как известно сегодня, пока не поддается, я думаю, что и в дальнейшем не поддастся, научному исчислению. Можно создать искусственный разум, но нельзя создать субъектное тело. Потому что если его создать — это, значит, создать персональную личность, а не персональный компьютер, и с ним нужно будет вступать в отношения, а не нажимать кнопки. И возникнет коллизия, к которой так любят обращаться фантасты. При взгляде на ситуацию с этой стороны, вспоминается один преждевременный человек. Преждевременный, потому что все эти три революции он пережил одновременно. Это небезызвестный нам Сократ. У которого, говорят, была такая вздорная жена Ксантиппа. Почему-то это всех волнует. Почему же она была вздорной? Попробуйте вы пожить с таким человеком как Сократ, и вы быстро все поймете.
Так вот, Сократ был человеком отношений, что и доказал финалом своей жизни. Если вы помните, ему предлагали побег — он отказался. Ему предлагали помилование — он отказался. Ему много чего предлагали. А он выпил свой яд. Он был преждевременным человеком. Но он уже был христианином, он был христианином еще до явления Христа. Он знал, что отношения — это и есть он сам. Он..., как мы сейчас наукообразно говорим, структура отношений, да? Это личность, это сущность, это индивидуальность. Он это знал уже тогда. И если вы почитаете, воспоминания его прославленного ученика — очень состоятельного, академика по тем временам, господина Платона, то увидите, что, будучи действительно учеником Сократа, восхищенным своим учителем, он все-таки его кастрировал. В каком смысле? Он все любил в Сократе, только он его не понимал, у него не было этого места, он не был христианином, он был нормальный здоровый грек, античный герой. И он не понимал, — какие отношения? В его тексты врывается временами такое недоумение: мой великий учитель, а такой дурак. Ксантиппа — это же ужас. Что бы сделал на месте своего учителя его ученик? Вы понимаете, что бы он сделал. Она б у него сидела дома, никто бы и не знал какого она характера. Он бы гулял с гетерами, желательно подороже, чтоб все понимали, что он богатый человек. По тем временам это норма. Платон не понимал, что у Сократа были отношения с Ксантиппой. Отношения. В те времена может, на всей земле было всего несколько человек, у которых были какие-то с кем-то отношения, были отношения с самим собой. Умный Платон был, а этого не осознал. Возьмите его идеальное государство. Это же государство вещей.
К чему я это все говорю? Я хочу дать вам импульс. Импульс поразмышлять о том, что вы не сегодня пришли сюда и не завтра уйдете, что вы люди и ваша история, ваша личная жизнь уходит во тьму времен. Можно это называть кармой, воплощениями, развоплощениями. Можно никак не называть. Можно называть историческим самосознанием, тоже красиво. Важно, что бы вы поняли, что это ваша личная история. Это не история кого-то, кто жил неизвестно когда и умер безобразно. Это история ваша, каждого из вас, это история «Я». Это история субъекта. В этом месте мы все — ноль. То есть мы все обладаем «Я». А «Я» это, как известно, ноль. Именно потому, что ноль, в этом месте мы бесконечно разнообразны. Ведь эта точка охватывает бесконечность.